Майлз плюхнулся на софу напротив отца. Граф поднял голову и с интересом на него посмотрел.
— Привет. Выглядишь слегка выжатым.
— Да. Я только что вернулся после очень тяжелого разговора. — Майлз потер шею, до сих пор болевшую от напряжения. Граф вежливо поднял бровь. — Я попросил Грегора просветить Никки Форсуассона насчет этой клеветы — насколько он сочтет возможным. Он отодвинул рамки несколько дальше, чем сделали бы мы с Катрионой.
Граф отложил книжку.
— Ты считаешь, он преступил границы секретности?
— На самом деле нет, — признал Майлз. — Любой враг, захвативший Никки для допроса, уже будет знать больше, чем мальчик. Они могут за десять минут допросить его под суперпентоталом — и все. Может, его даже потом отпустят. Или нет… Он представляет не больше опасности в плане разглашения государственной тайны, чем раньше. И рискует не больше и не меньше, чем Катриона. — Или я. — Конспирацию соблюдали и сами заговорщики. Так что дело не в этом.
— А в чем?
Майлз уперся локтями в колени и в мрачной задумчивости уставился на носки начищенных полусапог.
— Я думал, из-за кронпринца Зерга Грегор знает, как сообщить человеку, что его отец — преступник. И стоит ли сообщать вообще. Если, конечно, принца Зерга можно назвать преступником.
— Можно! — выдохнул граф. — Преступник, и к моменту гибели практически буйнопомешанный. — Адмирал Эйрел Форкосиган был свидетелем эскобарской катастрофы на высшем уровне, сообразил Майлз. Отец выпрямился и мрачно улыбнулся: — Меткий выстрел эскобарского крейсера — самая добрая улыбка фортуны в барраярской политике. Задним числом, впрочем, я сожалею, что мы плохо справились с задачей рассказать обо всем Грегору. Как я понимаю, он справился лучше?
— Полагаю, он справился… хорошо. В любом случае Никки не придется испытывать запоздалое потрясение. Конечно, по сравнению с Зергом Тьен всего-навсего дурак и ничтожество. Но видеть все это было тяжело. Не должен девятилетний мальчишка сталкиваться с такой мерзостью. Какое воздействие это может на него оказать?
— Ну… ему станет десять, — ответил граф. — Ты сделал то, что должен был сделать. Человек либо взрослеет, либо ломается. Ты должен верить, что он повзрослеет.
Майлз побарабанил пальцами по подлокотнику.
— Коварство Грегора меня порой поражает. Сообщив о взяточничестве Тьена, он автоматически перетащил Никки на нашу сторону. Отныне Никки тоже крепко заинтересован в том, чтобы поддерживать официальную версию и защищать репутацию своего па. Это, кстати, и привело меня к тебе. Грегор сказал — просит и требует, ни больше ни меньше! — чтобы ты прочитал мне лекцию на тему «Честь против репутации», которую когда-то прочел ему. Должно быть, она весьма запоминающаяся.
— Лекцию? — не понял граф. — Ах да! — Он коротко улыбнулся. — Значит, это осело у него в голове. Отлично! Иногда с молодыми людьми трудно сказать, вняли они твоим словам или нет.
Майлз поерзал, прикинув, не относится ли последнее замечание к нему. Точнее, в какой степени оно к нему относится.
— М-м-м?.. — промычал он.
— Я бы не стал называть это лекцией. Просто полезные различия, чтобы внести ясность. — Граф развел руки, изображая весы. — Репутация — это то, что о тебе знают другие. А честь — это то, что знаешь о себе ты сам.
— Хм.
— Трение возникает, когда они разнятся. В обстоятельствах смерти Форсуассона — как ты сам оцениваешь себя?
Как ему удается с одного выстрела вот так попадать в яблочко?
— Точно не знаю. Нечистые помыслы считаются?
— Нет, — отрезал граф. — Только сознательные действия.
— А как насчет неумелых действий?
— Серая зона. И не говори мне, что не бывал в этой сумеречной зоне прежде.
— Большую часть жизни, сэр. Не то что я временами не выплывал на слепящий свет компетенции. Мне не удается поддерживать должную высоту.
Граф криво улыбнулся:
— Вот как? Тогда мне кажется, что твоя нынешняя проблема лежит за пределами репутации.
— У меня такое чувство, будто меня крысы изглодали, — вздохнул Майлз. — Мерзкие прожорливые крысы, слишком юркие, чтобы я мог поймать их и дать по башке.
Граф изучал свои ногти.
— Могло быть и хуже. Нет ничего хуже, чем стоять с осколками чести у ног, когда общественное мнение носит тебя на руках. Вот это действительно разъедает душу. А так все это лишь весьма и весьма раздражает.
— Весьма и весьма, — кисло согласился Майлз.
— Хе. Ладно. Могу я высказать несколько утешительных соображений?
— Да уж, не сочти за труд.
— Во-первых, все это преходяще. Несмотря на безусловную притягательность секса, убийства, заговора и снова секса, людям со временем приедается любая байка. Скоро какой-нибудь очередной бедолага допустит грубую промашку, и внимание людей перекинется на него.
— Какой еще секс? — досадливо пробормотал Майлз. — Не было никакого секса! Черт побери! Иначе все это еще стоило бы терпеть. Мне даже ни разу еще не удалось ее поцеловать!
Граф сочувственно пожал плечами:
— Мои соболезнования. Во-вторых — в дальнейшем никакие другие, не столь интересные обвинения в твой адрес, ни на мгновение не привлекут внимание публики. Во всяком случае, в ближайшем будущем.
— О, класс! Значит, теперь я могу спокойно затевать открытое восстание, поскольку стадию предумышленного убийства я уже миновал?
— В-третьих, контролировать мысли невозможно — иначе я бы давно нашел этому применение. Пытаться оспаривать любую чушь, в которую верит, базируясь на отсутствии логики и информации, каждый кретин на улице, — верный путь к сумасшествию.
— Мнение некоторых людей имеет значение.
— Да, иногда. Ты определился в данном случае, чье мнение для тебя важно?
— Катрионы. Никки. Грегора. — Майлз поколебался. — И все.
— Как, а твои несчастные старики родители в этот краткий список не входят?
— Мне было бы жаль потерять ваше хорошее мнение, — медленно проговорил Майлз. — Но в данном случае вы не те… Не знаю точно, как сформулировать… Пользуясь маминой терминологией, вы не те, против кого согрешили. Так что ваше прощение особого значения не имеет.
— Хм. — Граф потеребил губу, глядя на Майлза с хладнокровным одобрением. — Любопытно. Так. Четвертая утешительная мысль такова: я бы на твоем месте учел, что в этой деревне, — движение пальца означало Форбарр-Султан и, по экстраполяции, Барраяр в целом, — приобрести репутацию хитроумного и опасного человека, способного без зазрения совести убить ради того, чтобы заполучить и удержать желаемое, не так уж и плохо. На самом деле ты даже можешь обнаружить это полезным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
